Больше половины агрегата уже погружено и детали закреплены на платформах. На траверсе мостового крана над открытым цилиндром низкого давления висит ротор турбины, крановщик М ждет сигнала опускать его на стоящую внизу платформу, где и устанавливают козлы. Вдруг передают со щита управления телефонное сообщение с Днепрогэс — через пять минут прекращается подача электроэнергии.
Бросаюсь к диспетчерскому телефону И прошу главного инженера энергосистемы Л. Б. Тополянского, который непрерывно находился в те дни на Днепрогэсе. Отвечает незнакомый голос со встречным вопросом: — Кто говорит?
Называют себя и на тревожную просьбу не прекращать подачу электроэнергии получают ответ: — С Вами говорит полковник… (фамилии его я не запомнил, да и не до того было).
Товарищ Тополянский и все работники ГЭС находятся в потерне плотины.
Уходим на левый берег, электростанция прекращает работу.
Больше ничего сообщить не могу. Определяйтесь с дальнейшими работами по вашим возможностям.
Голос категоричен, слышу гудки, трубка положена и на дальнейшие вызовы Днепрогэс не отвечает.
Напряжение через три — пять минут снято.
Стало очевидным, что надо отправлять эшелон без оставшихся в цехе узлов турбины.
Позднее сообщили, что уровень воды в Днепре начал заметно понижаться, от берега пришлось отгонять баржу.
Значит, плотина Днепрогэса разрушена! Ведь она создавала подпор воды, доходивший до Днепродзержинска и даже выше по реке.
Красавец Днепрогэс, гордость энергетики — погиб.
Как тяжелый стон нестерпимой боли донеслось к нам издалека по Днепровской воде это несчастье. Тревога поднялась среди людей во дворе, плакали женщины, дети притихли, прижавшись к матерям.
Как на грех, не ладилось с отправкой эшелона.
Маневровые работы и сцепка вагонов задерживали отправку.